«Имя Гумилева на слуху» 

       Доцент Башкирского госуниверситета (г. Уфа) и исследователь евразийства Рустем Вахитов продолжает цикл материалов о выдающемся историке Льве Гумилеве. В своей колонке, написанной специально для «Миллиард.Татар», объясняет роль ученого для тюрских народов.

1 октября 2021 года исполнилось 110 лет Льву Николаевичу Гумилеву. Лев Гумилев – не просто выдающийся этнолог, историк и тюрколог. Выдающихся ученых, внесших вклад в исследование тюркской культуры, у нас немало. Скажу даже вещь крамольную и, может, не совсем уместную в дни юбилея: среди них немало тех, кто как тюркологи и историки по своему научному уровню превосходят Льва Николаевича. 

Возьмите, например, академика Бартольда, прекрасно знавшего восточные языки, работавшего с древними рукописями, переводившего их на русский язык, стоявшего у истоков нескольких ценнейших востоковедческих библиотек, руководившего востоковедческими и исламоведческими журналами и комиссиями, создававшего новые тюркские алфавиты для бесписьменных языков. Он оставил глубокий след не только в науке, но и в истории наших народов (вплоть до того, что повлиял на становление крупных востоковедов – тюрков по происхождению: татарина Газиза Губайдуллина, башкира Заки Валиди). А многие ли его сейчас помнят вне кругов специалистов?  В то время как имя Гумилева на слуху, его книги – на полках книжных магазинах и в домашних библиотеках всех тюркских интеллигентов, хотя востоковед с легкостью укажет на очевидные ошибки в его увлекательных рассказах о древней истории (при этом я, конечно, не отрицаю высокое научное значение многих трудов Гумилева).

«Ему поставили памятник в Казани, его именем назван университет в Астане…» 

Впрочем, не буду заниматься оценкой наследия Гумилева. Во-первых,  я сам  в области истории скорее любитель, чем профессионал. И во-вторых, потому что я здесь лицо пристрастное: с юных лет я оказался под сильнейшим впечатлением его теории этногенеза, несущей, по-моему, в себе много важного и до сих пор недопонятого.  Кроме того, вообще-то я хотел сказать о другом. 

Гумилев был и остается, безусловно, не только ученым. Он своей деятельностью создал настоящий общественный феномен.  Еще при жизни его лекции собирали огромные залы, на его книги в библиотеках были очереди. Как только начались цензурные послабления, у него охотно стали брать интервью разные издания – от столичных солидных журналов до провинциальных газет, он стал выступать по радио и ТВ. После его смерти возникли гумилевские центры, проводятся конференции, многотысячными тиражами переиздаются книги, выпускаются фильмы. Ему поставили памятник в Казани, его именем назван университет в Астане…  Даже если признать, что он был крупным ученым (а он был крупным ученым, но при этом не лишенным «скандального шлейфа»!), то все равно это мало объясняет феномен его популярности. Как я уже говорил, множество не менее крупных ученых ничего подобного не удостоились… 


Памятник Льву Гумилёву на территории Евразийского национального университета имени Гумилёва в Астане
Источник фото: ru.wikipedia.org



«Сталинский деспотизм вырвал из жизни Гумилева почти полтора десятилетия» 

Необходимо вспомнить время, когда взошла заря славы Гумилева. Лев Николаевич приступил к работе историка-тюрколога еще в далекие 30-е (именно тогда он начал писать «Древних тюрок»), но известность он приобрел лишь в 70-х, а своего рода «научной звездой», когда на него посыпались просьбы дать интервью, выступить с докладом, прислать статью, стал лишь в 80-е. И дело не только в том, что сталинский деспотизм вырвал из жизни Гумилева почти полтора десятилетия (из последнего заключения он вернулся в 1956 году). Многие важные работы ученого увидели свет раньше, в 1960-е: «Хунну» в 1960-м, «Открытие Хазарии» – в 1966, «Древние тюрки» – в 1967 и большого резонанса не вызвали. Понадобилось время и изменения в общественном сознании, чтоб широкая публика заинтересовалась исследованиями ученого. Какие же это изменения?

Советский Союз был идеократическим государством. Более сотни народов, входивших в него, были спаяны единой коммунистической идеологией. Вплоть до конца 1960-х годов идеология эта была жива, большинство в нее верили. Даже первые диссиденты, появившиеся в 1960-х, выступали еще под лозунгом возращения к «ленинским идеалам»; либералами-западниками или православными почвенниками они станут позже. Однако в 1970-х все изменилось. Идеалы коммунизма, революции, пролетарской солидарности померкли. Ленин превратился в дежурный ритуальный образ, а карикатурный, бровастый глава государства уж никак не тянул на всезнающего и грозного вождя. 

«Гумилев очень скоро превратился в живое знамя «тюркской партии»

По привычке, а также ради карьеры граждане СССР еще повторяли мантры идеологии, но это уже были пустые слова. Однако общество, как и аристотелевская природа, не терпит идеологической пустоты. На место умершей в умах большинства идеи коммунизма приходит живое этническое и национальное сознание. Люди, чувствовавшие себя пролетариями, строившими самый передовой строй на Земле, ощутили себя вновь представителями своих народов: русскими, татарами, башкирами, якутами, узбеками. Национальное самосознание, конечно, было и раньше, но оно было на втором плане, а теперь стало выдвигаться на первый.  Начался этно-национальный ренессанс, который сначала затронул интеллигенции народов СССР, так как интеллигенция всегда первой улавливает новые исторические тенденции.
   
70-е годы – это время появления «русской партии» – группы русских интеллигентов-почвенников – писателей, поэтов, публицистов, историков, которые группировались вокруг журналов «Наш современник» и «Молодая гвардия» (Распутин, Белов, Кожинов, Глазунов, Чивилихин), оказывавших влияние и на некоторые слои номенклатуры внутри КПСС (Лигачев), с другой стороны – имевших свих представителей и в эмиграции (Солженицын). Показательно, что в Гумилеве многие из них увидели злейшего врага, потому что Гумилев очень скоро превратился в живое знамя «тюркской партии».  Ведь в национальных республиках СССР – и союзных, и автономных – происходили те же процессы... 


Фото из открытых источников: vk.com



«Пушкин, возражая философу-западнику Чаадаеву, который бросил: «у России нет истории», восклицал: «читайте Карамзина!»

Пушкин однажды назвал историка Карамзина «Колумбом», открывшим русским их национальную историю. Так оно и было. Петровские реформы сопровождались чудовищным национальным унижением русских. Русским внушали, что они отсталые варвары, что вся их предыдущая история – сплошной застой, что у них не было ни архитектуры, ни музыки, ни живописи, ни литературы, ни науки, что даже их национальная одежда груба и безобразна и надо от нее отказаться и переодеться во все западное.  Самого языка своего русская аристократия стыдилась и старалась разговаривать на языке «высокой цивилизации» – на французском (как это знакомо современным татарам и башкирам, не правда ли?). Вспомним, что пушкинская Татьяна писала письмо Онегину на французском, да и сам Пушкин, между прочим, первые стихи написал на нем же... 

Память о допетровской культуре была вытравлена настолько, что иностранцы (!) потом объясняли русским, что у них все-таки была живопись, которая была не хуже, а в чем-то и лучше европейской средневековой живописи. Я имею в виду французского художника Матисса, открывшего, как говорят искусствоведы, «чудо русской иконы». А русскую историю «открыл» Карамзин, и Пушкин, возражая философу-западнику Чаадаеву, который бросил: «у России нет истории», восклицал: «читайте Карамзина!». 

«Мидхат и Алишер звали себя Мишей и Алешей, потому что хотели выглядеть как представители «передового народа»

В схожем положении были тюркские народы России и Советского Союза к 1970-м. Точка зрения официальной пропаганды состояла в том, что у татар, башкир, казахов, киргизов не было истории, самобытной культуры (за исключением разве что «прогрессивных просветителей»). Они якобы жили в варварском состоянии, были угнетаемы своими баями и русскими аристократами и буржуа, а потом пришла Советская власть и дала блага культуры и цивилизации: алфавит, литературу, балет, академию наук, школы и вузы. Было ли это совершенной неправдой? 

Нет, конечно, и всякий, кто это полностью отрицает, попадает под влияние другого одностороннего взгляда – мифа о том, что до революции наши народы переживали «золотой век», а «злобные большевики» всего нас лишили и ничего не дали. Непонятно только тогда, почему великий Тукай и его сподвижники так едко высмеивали консерваторов и клерикалов своего времени, да и откуда докторские и профессорские дипломы у «жертв большевистского режима»? 

Действительно, были в дореволюционном прошлом  и дискриминация нерусских народов, была отсталость и косность их элит, возмущавшая прогрессистов и просветителей. Но были и суфийская поэзия и философия татар и башкир, и блестящая культура городов Золотой Орды. И все это было забыто, вычеркнуто из памяти и для интеллигентных и образованных татар и башкир, имена Курсави и Марджани были пустым звуком, а Мидхат и Алишер звали себя Мишей и Алешей, потому что хотели выглядеть как представители «передового народа»... Хотя, трудно спорить, были и есть у нас в советские времена и университеты и театр, которые дала Советская власть, и литература, и опера...  Жизнь сложна, и у каждого ее явления есть две стороны  


Фото из открытых источников: vk.com



«Я – русский человек, который всю жизнь защищал татар от клеветы»

Как бы то ни было, Гумилев открыл советским татарам и башкирам, казахам и узбекам континент их собственной древней и средневековой тюркской истории, сделав то же самое, что сделал Карамзин по отношению к русским. И наши интеллигенты с замиранием сердца читали о древних тюрках, их победах, их культуре и письменности, о блистательном Сарае, о Кул Гали и понимали, что все мы – не наследники «варваров», а наследники великой культуры ...  Причем, Гумилев не только рассказывал о истории тюркских народов, он и разоблачал различные черные мифы о них, рисовавшие тюрок как злобных, агрессивных, отвратительных разрушителей. Недаром сам о себе он говорил:

Я – русский человек, который всю жизнь защищал татар от клеветы».

  Очень важно и то, что Лев Николаевич начал избавлять нас (причем не только тюрок, но и русских, которые, как я уже говорил, тоже в массе своей поражены низкопоклонством перед Западом) от европоцентризма. Конечно, он здесь не был первооткрывателем. До него об этом писали Николай Данилевский в «России и Европе» и Николай Трубецкой в «Европе и человечестве», но так уж получилось, что образованные татары и казахи в 1980-х сначала открыли «Этногенез и биосферу Земли», а уж потом, в 90-е – «Европу и человечество». 

И именно от Гумилева они узнавали, что линейно-прогрессистское представление об истории культуры и взгляд на европейскую и западную культуру как на высшую и тем более – общечеловеческую – не более чем миф. Каждая цивилизация мира (Гумилев называл их суперэтносами) по-своему глубока, интересна и вносит свой вклад в сокровищницу всечеловеческой культуры (которую еще Данилевский призывал отличать от «общечеловеческой, ведь за  маской "общечеловеческих ценностей" колонизаторы Запада часто скрывают свои глобалистские амбиции).  Гумилев показывал, что победы Чингисхана не менее славны, чем победы Александра Македонского, а блеск и слава двора Хубилая не ниже блеска и славы двора Карла Великого. И вообще мировая история творилась не только на равнинах Западной Европы, но и в Большой евразийской Степи, и на берегах Хуанхэ, и в саванне Африки, и на плато Тасмании.  Гумилев вслед за своим великим предшественником – евразийцем Петром Савицким – доказывал, что кочевые народы, изобретшие упряжь и седло, приручившие лошадь, ничуть не ниже народов оседлых, изобретших земледелие, просто жизнь в других географических условиях, требует другой организации общества. 

«Евразийский Лев подписывал некоторые свои письма «Арслан бэй» 

Избавление от европоцентризма очень важно для нормального гармонического развития национальной культуры. Европоцентризм – это дефект восприятия, который ведет к чувству национальной неполноценности, заставляющему людей раболепствовать перед представителями другой культуры, которую они посчитали высшей и полноценной (вспомните Мидхата, который именует себя Мишей; он – духовная родня «монтера Вани» из стихотворения Маяковского, гордо называвшего себя «в духе парижан» «электротехником Жаном»). Это, увы, сохраняется в нас до сих пор: ведь не московские министерства виноваты, что татары сами не учат своих детей татарскому языку, смущенно бормоча что «это ведь деревенский язык, не то, что русский и английский» …

 Но есть и другая, противоположная реакция, когда человек, которому вбивали в голову, что его культура – низкая, отсталая, начинает вести себя неадекватно, доказывать, что его народ – самый древний в мире, что все герои древности – от этрусских царей до египетских фараонов – были представителями его народа... При этом он впадет в фантастические преувеличения (которые в раже сам не замечает) и это вызывает снисходительные улыбки у здравомыслящих людей...    

Нормальное, творческое, не преувеличено-апологетическое, но и не нигилистическое отношение к своей культуре – вот чему учат нас евразийцы, и в том числе Лев Гумилев, бывший знакомым с основоположником евразийства – Петром Савицким и называвший себя «последним евразийцем».

За это Лев Николаевич Гумилев и пользуется искренним и глубоким уважением со стороны тюркских народов России и бывшего СССР (он сам называл их братьями в знаменитом эпиграфе к «Древним тюркам»!), да и со стороны тех русских, кто избавился от чар западоцентризма и признает евразийский характер и самой русской культуры. Подобно великому Евразийскому Льву, который подписывал некоторые свои письма «Арслан бэй» и гордился своими татарскими корнями.

Рустем Ринатович ВАХИТОВ,
кандидат философских наук,
доцент Башкирского госуниверситета (г. Уфа),
исследователь евразийства, 
политический публицист

источник: Миллиард татар

Добавить комментарий




ЛЕГЕНДЫ ТАТАРСКОЙ ЭСТРАДЫ


HABEPX

Консоль отладки Joomla!

Сессия

Результаты профилирования

Использование памяти

Запросы к базе данных