Евгений Минченко: «Я не верю в коварный план американцев по использованию кризиса в Казахстане для давления на Россию»
«Из плюсов для властей РФ — новое дыхание ОДКБ и рост значимости России как гаранта стабильности на постсоветском пространстве»
— Евгений Николаевич, как вы оцениваете смуту, которая со 2 января не прекращается в Казахстане? Был ли казахстанский майдан стихийным действом или он все-таки управляем извне и кем?
— Это же не первые протесты в Казахстане. До этого в том же Жанаозене уже были протесты, которые пришлось подавлять силой, с многочисленными жертвами. Есть объективные причины протестов — дисбаланс в распределении доходов между регионами, социальное расслоение, митинговая демократия как часть кочевой политической культуры, большая доля молодежи в населении как потенциальной пехоты протестов, усталость от правления одного лидера на протяжении более чем 30 лет, рост влияния идеологий национализма и исламизма. Кроме того, в стране задолго до этого социального взрыва создавалась протестная инфраструктура из нескольких центров. Это беглые олигархи, западные НКО и радикально исламистские группировки. Своей сетью бойцов обладают региональные криминальные структуры, которые часто опираются на клубы спортсменов различных единоборств. Они действовали независимо друг от друга, но в какой-то момент каждая из них попыталась сыграть в свою игру на социальном протесте. Поводом для протеста стало повышение цены на сжиженный газ. Но недовольство начало накапливаться гораздо раньше — за счет снижения доходов, высокой инфляции и усталости от пандемии.
Но вопросов больше, чем ответов. Какова была роль силовых структур, особенно на местах? Произошла ли тут большая элитная игра между Ак-Ордой (администрацией президента Токаева) и «Библиотекой» (группой председателя совбеза Назарбаева)? Где сам Нурсултан Назарбаев? Почему он молчит?
— А кто уже сейчас представляется бенефициарами?
— Если говорить о бенефициарах, то пока в плюсе действующий президент Казахстана, который зачистил от сторонников своего предшественника правительство, силовые структуры, ключевые экономические активы. Токаев получил внешнюю поддержку от ОДКБ, которую по иронии судьбы озвучил армянский премьер-министр Никол Пашинян, который сам когда-то пришел к власти на волне протестов. Но ситуация динамично развивается. Мы увидели только первый акт этой драмы.
— Насколько глубоко к ситуации подключится Россия?
— У нас нет вариантов не подключаться. Самая протяженная сухопутная граница, которая практически не защищена, — уже достаточный аргумент для того, чтобы быть заинтересованными в стабильности ситуации у нашего соседа.
— Какие выводы сделает Кремль, в том числе по способу передачи власти?
— Формат тандема очень рискованный, как мы это видели на примере наших событий 2011–2012 годов. Поэтому пока казахстанская ситуация дает дополнительные аргументы сторонникам дальнейшего укрепления власти в России.
— Как кризис в Казахстане отразится на переговорах РФ и НАТО?
— Во-первых, я не верю в коварный план американцев по использованию кризиса в Казахстане для давления на Россию. Если бы это было так, не было бы такой заторможенной реакции со стороны США, ЕС и НАТО.
Во-вторых, все зависит от мастерства переговорщиков. События в Казахстане и включение в них ОДКБ могут быть поводом как в пользу России, так и для ее критики.
— Переформатирует ли Казахстан ситуацию с Украиной?
— Тут один из ответов на ваш предыдущий вопрос. У России появляется дополнительный аргумент: «Посмотрите, насколько хрупка стабильность на территории бывшего СССР. Кризис на этом пространстве ударит по экономическим интересам большого количества игроков, в том числе иностранных компаний, представленных в Центральной Азии и не только. Зона влияния и особых интересов России для вас не проблема, а часть решения».
— Для России в казахстанском кризисе больше плюсов или минусов, какие?
— Для России в казахстанском кризисе минусов, конечно, больше. Возникает еще одна точка потенциальной нестабильности, которая будет отвлекать внимание и ресурсы. Из плюсов для властей РФ — новое дыхание ОДКБ и рост значимости России как гаранта стабильности на постсоветском пространстве.
«Главное — это то, что коронавирус не закончился и нигде в мире вакцинация не смогла остановить пандемию. Даже в странах с высоким уровнем вакцинации все равно коронавирус не уходит, он продолжает мутировать»
«Даже в странах с высоким уровнем вакцинации все равно коронавирус не уходит. И это большой вызов к политике властей»
— А какие события прошлого года оказались самыми важными, которые будут оказывать влияние и на текущий год?
— Главное — это то, что коронавирус не закончился и нигде в мире вакцинация не смогла остановить пандемию. Даже в странах с высоким уровнем вакцинации все равно коронавирус не уходит, он продолжает мутировать. И это большой вызов к политике властей. Понятно, что локдауны не работают. О коллективном иммунитете тоже есть вопросы. Сейчас возникла тема, что, может быть, «Омикрон» станет легким штаммом типа гриппа, мы им всем переболеем и на этом успокоимся. Дай бог, коли так. Но в целом надо заметить, что во всем мире проблема адекватности средств противостояния коронавирусу сохранилась.
Вторая история. Это то, как вели себя американцы в экономической и социальной политике, задавая стандарты для остального мира, а именно принятие первого этапа большого инфраструктурного плана Байдена. Они сделали масштабные вложения в инфраструктуру США — транспорт, интернет, пособия и так далее. Сейчас проблема со вторым этапом этого плана, где предусмотрен большой социальный пакет. Он пока подвешен из-за позиции одного из сенаторов-демократов, Джо Манчина.
Очень серьезная вещь произошла в Китае. Точнее, не произошла. Там не случилась смена власти и по сути дела установился режим персонального лидерства Си Цзиньпина. Традиция, заложенная Дэн Сяопином с регулярными ротациями руководства, дала сбой. Видимо, Си Цзиньпин надолго. Это очень серьезная история, потому что она меняет систему принятия решений в Китае, которая становится более персоналистской. Снижается роль остальных игроков, становится более значимым фактор самого Си. Это интересная история, и за этим надо очень внимательно наблюдать, потому что, как верно заметил на итоговой пресс-конференции Путин, рано или поздно Китай станет главной экономикой мира. Это вопрос времени.
Произошла смена власти в лидере Евросоюза — Германии. Окончание эпохи длительного правления Ангелы Меркель и приход к власти новой коалиции уже сейчас приводят к смене приоритетов нашего главного партнера в ЕС.
Еще одна интересная штука — продолжение «антиистеблишной» волны в мире. Мы видим, что на смену одним популистам приходит другой тип популистов. В этом смысле очень интересная история — победа в Болгарии на выборах в парламент партии «Продолжаем перемены». Это новый либерально-популистский проект и один из номинантов политической премии РАСО «Гамбургский счет». Интересно, что в трех постсоветских странах действующие власти, которые имели достаточно серьезные проблемы с экономикой, коронавирусом, а в случае Армении еще и с военным поражением, удержались у руля.
Проигравший войну в Карабахе Пашинян тем не менее триумфально выиграл выборы в парламент. В Молдавии победила на выборах в парламент Майя Санду, закрепив прозападный консенсус во всех ветвях власти (президентская, парламентская, Конституционный суд, силовые структуры). И в Грузии сохранилась у власти «Грузинская мечта» Бидзины Иванишвили. Даже в ситуации серьезных неудач и внутренних проблем удается удерживать власть тем людям, которые пришли на популистской «антиистеблишной» волне.
Еще интересная история — схватка двух правых популистов во Франции, где в следующем году пройдут президентские выборы и парламентские вслед за ними. Схватка между Марин Ле Пен и новой политической звездой Эриком Земмуром. Это новый тип правого популиста. За этим тоже очень интересно наблюдать. Я вижу, что у него очень хорошие, грамотные консультанты по образу, они очень профессионально работают. Кстати, некоторые мои коллеги придерживаются мнения, что за Земмуром стоит часть тех элитных групп, которые в свое время предложили элегантную схему замены Олланда на Макрона.
Еще я бы отметил предсказуемо несостоявшуюся интеграцию России с Беларусью. Ее нам продолжают обещать, но поскольку ее нам обещают уже более 20 лет, то острота ощущений несколько сгладилась.
«Проигравший войну в Карабахе Пашинян тем не менее триумфально выиграл выборы в парламент»
«На 90 процентов уверен, что рано или поздно военный конфликт России и Украины произойдет»
— Этот сериал об интеграции с Минском мы будем смотреть еще лет 20, несмотря на смену декораций, главных героев, назначение Грызлова послом в Беларусь и прочее?
— Именно так. Следующая важная тенденция. В целом во всем мире происходит ужесточение режимов. Более жестким становится режим США. И там есть еще интересный момент. Несмотря на беспрецедентные деньги, закачанные в экономику, у демократов высокие шансы проиграть выборы в нижнюю палату в следующем году. Все идет к реваншу республиканцев, о чем, кстати, говорит победа Янгкина на выборах губернатора Вирджинии, которая, кстати, тоже была отмечена политической премией РАСО «Гамбургский счет». В целом в США идет «охота на ведьм», ужесточение режима не только с точки зрения государственного контроля, но и общественной цензуры. Борьба правых консерваторов за доступ к сигналу и против регулирования информационного пространства технологическими компаниями — один из самых интересных сюжетов, имеющих значение для всего мира. После выпиливания Трампа и многих его сторонников из «Твиттера», «Фейсбука», «Инстаграма» они пытаются создавать альтернативные каналы коммуникации и свои социальные сети. Пока не очень успешно. Уничтожили сеть Parler, которая после удара, полученного ей в 2021 году, уже не поднялась. Проводятся эксперименты с миграцией в такие сети, как Gettr, Gab, «Телеграм». Но просто для сравнения: у Трампа сейчас больше миллиона подписчиков в «Телеграме», однако в «Твиттере»-то у него на пике было 88 миллионов!
А где-то используются достаточно жесткие меры против оппонентов. Например, то, что на Украине сейчас происходит: закрытие оппозиционных каналов, внесудебные санкции в отношении граждан этой же страны. Наблюдается ужесточение политического режима и в Китае. Такое впечатление, что элиты во всем мире, независимо от того, какие это режимы, очень похоже реагируют на вызовы, ужесточая свою позицию по отношению к политическим оппонентам. В России идет массированное применение антиэкстремистского законодательства в рамках этого же мирового тренда.
— Ужесточение поведения элит во всем мире происходит из-за пандемии? Это повод или способ?
— Это и то, и другое. Пандемия и способ, и повод. Где-то это вынужденные решения, а где-то чрезвычайные обстоятельства — повод для того, чтобы усилить позиции государства. Одно с другим связано. Соответственно, и угроза войны никуда не делась. Мы в 2021 году жили и продолжаем жить в ожидании нового военного столкновения на Украине.
— В минувшем мае в интервью вы мне говорили, что рано или поздно война в Донбассе неизбежна.
— Как я говорил в мае, война будет. На 90 процентов уверен, что рано или поздно военный конфликт России и Украины произойдет. Это вопрос времени. Потому что ситуация в нынешнем виде не может существовать бесконечно. Рано или поздно она приведет к силовым столкновениям, поскольку договориться пока не удается. У нас уже сейчас обострение жесточайшее.
— На что надеется Путин, Кремлю же не удастся продавить свои требования к США и НАТО?
— Ну хоть как-то начнут реагировать хотя бы. Думаю, что получится как минимум удержать украинских партнеров от развертывания военных действий в Донбассе, остановить тему вступления Украины в НАТО и создания там военных баз. Как я понимаю, это реально. Более того, для России вопрос двухстороннего военного сотрудничества США и Украины более проблемный, чем вступление Украины в НАТО.
— Есть точка зрения, что нагнетание обстановки на международном направлении продиктовано желанием отвлечь внимание от внутренних проблем.
— Такой резон, естественно, присутствует: обострение внешнеполитической риторики — любимое оружие нашей власти. Оно действительно позволяет консолидировать население вокруг власти. Это стандартная технология, она неоднократно срабатывала. Она сработала и на выборах президента 2018-м, и в этом году такая проблематика способствовала высокому результату «Единой России» на выборах в парламент.
«Власть просто гибко подходит к ситуации. Увидели, что есть высокий уровень недовольства, и откатили назад. Но это будут принимать в другом виде, возможно, видоизмененном»
«В Татарстане с QR-кодами было очевидное головотяпство»
— Какой вызов для России на сегодня самый серьезный — пандемия или возможная война?
— Я думаю, ни тот и ни другой. Вызов номер один — это состояние экономики и инфляция. Недавно на одном из мероприятий я слышал выступление Петра Мамонова из ВЦИОМ. По их анализу, проблема номер один для россиян — это рост цен и высокая инфляция. Интересно, что на пресс-конференции Путина данная проблема была затронута вскользь. Просто президент сказал, что Центробанк — молодцы, что могут, то делают. Но эта тема практически не звучала.
Данные фокус-групп из регионов, которые мы получаем, выводы ВЦИОМ подтверждают. Людей действительно это очень сильно раздражает, они не верят официальной статистике по инфляции. Соответственно, такая проблема реально существует. На мой взгляд, власть должна на нее каким-то образом реагировать. Но пока очевидного ответа мы не видим, идет самоустранение от этой проблемы. Возможно, логично было бы правительству ей заниматься. Но если все пойдет по пути государственного регулирования цен, торговой наценки и так далее, это тоже может привести к каким-то не очень хорошим последствиям. Это самые быстрые и самые легкие способы борьбы с инфляцией, ростом цен, но не факт, что самые эффективные. Я не уверен, что это правильно.
Что касается коронавируса, опять же сошлюсь на данные ВЦИОМ. Это тема номер один, в связи с которой люди могут выйти на улицу. Потому перед властями стоит действительно очень серьезный вызов: с одной стороны, медицинские власти предлагают идти по пути ужесточения режимов (та же история с ковидными сертификатами), с другой — мы видим, что значительная часть населения этим недовольна. И на этом очень неплохо поднимают очки коммунисты, которые единственные из парламентских партий радикальные «ковидоскептики». На пресс-конференции Путин тоже на них указал достаточно прозрачно. Что и безответственную позицию занимают по борьбе с коронавирусом, и вообще Советский Союз развалили. По-моему, это впервые, когда Владимир Владимирович так жестко по коммунистам проходится.
— Ваш прогноз, как в дальнейшем будет строиться борьба с пандемией?
— Как и до этого, хаотично. Станут предлагать одни решения, потом другие. Я думаю, что постараются все свалить на региональные власти, перевести на уровень субъектов. То есть задать определенные рамки, предоставить регионам возможности, а дальше сказать: «Действуйте, как считаете нужным». Хотя, опять же, есть регионы, где достаточно жесткие меры приняты уже сейчас. Например, в Калужской области. Там жесткие ограничения по вакцинации для работающих. Хочешь работать — вакцинируйся. Но протестов нет. На самом деле, когда все быстро и последовательно приняли, количество вакцинированных растет, а протестов нет.
— С QR-кодами на транспорте Казань сама подставилась или действовала по отмашке Москвы?
— Я думаю, что им, конечно же, дали команду апробировать систему. Другое дело, что все это можно было осуществить по-разному. На мой взгляд, в Татарстане с QR-кодами было очевидное головотяпство.
«Полноправным членом «Политбюро 2.0» Мишустин пока не стал. Он набирает обороты, конечно. Но, я думаю, пока он еще недостаточно субъектен»
«Если бы у власти был понятный рецепт борьбы с пандемией. Но во всем мире с этим проблема»
— Снятие с повестки законопроекта о QR-кодах на транспорте — очевидно тактическая история?
— Власть просто гибко подходит к ситуации. Увидели, что есть высокий уровень недовольства, и откатили назад. Но это будут принимать в другом виде, возможно, видоизмененном. Мы уже наблюдаем, что стараются слово «QR-коды» не употреблять.
— И все-таки может ли идти речь о пересмотре стратегии принуждения и запугивания?
— Будет и так, и этак. Но в реальности, мне кажется, власть выбрала неправильную тональность. У нас избиратель сегодня как подросток. Власть пытается показать, что они разговаривают как взрослый с ребенком, но на самом деле они разговаривают как подросток с ребенком. Потому что у нас столько раз уже менялись принципиальные подходы власти к проблематике противодействия коронавирусу, что избиратели задают резонный вопрос: «А почему у нас то так, то вот так? При гораздо более низком уровне заболеваемости у нас был тотальный локдаун, а сейчас его нет? А что вообще происходит? Какая логика, объясните?» Или вот врачи скорой помощи должны обязательно быть вакцинированы. А если они уже по три раза все переболели и у них высокие антитела, им зачем вакцинироваться?
— Власть много в связи с ковидом критиковали. Вы считаете, обоснованно?
— Понимаете, если бы у власти был понятный рецепт борьбы с пандемией, но во всем мире с этим проблема. Что, в других странах суперпоследовательно себя ведут власти? Поэтому, с одной стороны, у избирателя вполне обоснованные претензии к нашим властям. Но с другой — на фоне других стран, если сравнивать с Беларусью, например, или с Киргизией, с нашими ближайшими союзниками, то в России все-таки, очевидно, противодействие коронавирусу было более эффективным. В Беларуси вообще в какой-то момент предлагали лечить коронавирус водкой, салом и баней.
— В связи с пандемией Путин позитивно оценил работу правительства. Означает ли это, что больших отставок не будет?
— Точечные ротации, конечно, могут быть. Каких-нибудь министров вполне могут попросить. Например, у Решетникова не очень хорошая сейчас ситуация, достаточно много критики в его адрес. Но в целом к Мишустину и его команде высокий уровень доверия со стороны президента. Он также высоко оценивает их флагманские проекты. Например, проект «большой стройки». Это совместный проект Мишустина и Хуснуллина, их детище. То, что это поддержано, большой, серьезный аванс.
— Мишустин остается кандидатом в члены «Политбюро 2.0»? Не произошло подвижек в его позициях?
— Пока нет. Полноправным членом «Политбюро 2.0» Мишустин пока не стал. Он набирает обороты, конечно. Но, я думаю, пока он еще недостаточно субъектен. Ключевой опорой Мишустина остается коалиция Сечин – Ковальчуки.
«В целом КПРФ себя чувствует более уверенно, чем ЛДПР. КПРФ, я думаю, может рассчитывать на вхождение в следующую Государственную Думу. А вот шансы ЛДПР под вопросом»
«Казахстанские события могут добавить очков партии Алексея Нечаева»
— После выборов в Госдуму изменилась конфигурация парламента. Но насколько меняется профиль самой Думы?
— Надо отметить как ключевой момент того, что произошло в ходе выборов в Госдуму. Коммунисты выпали из состава единой партии власти. Если раньше, в рамках «Крымского консенсуса», они были фрондирующей, но в то же время частью правящей команды, то сейчас градус их оппозиционности ощутимо вырос. Мы это видели и в связи с ожесточением борьбы на выборах в Госдуму. Противостояние «Единой России» и КПРФ оказалось гораздо более жестким, чем оно было, например, в 2016 году.
— Коммунисты за счет чего все-таки поднялись?
— Они за счет радикализации своей риторики нарастили обороты, но заплатили за это испорченными отношениями с Кремлем. Хотя понятно, что КПРФ тоже неоднородная партия. Там есть радикальное крыло во главе с Рашкиным, умеренное во главе с Афониным.
— И теперь коммунистов будут еще жестче зачищать?
— Мы уже видим, что происходит. Например, история с Рашкиным. Понятно, что он сам подставился. Но тем не менее кто-то же его вел, кто-то же отслеживал его перемещения. Или история с приморским депутатом-коммунистом, которого сейчас судят за развратные действия в отношении несовершеннолетнего. Мы видим в общем достаточно жесткое давление на КПРФ с использованием в том числе силового инструментария, продолжается сериал о Грудинине и совхозе имени Ленина. Геннадий Андреевич Зюганов в телеграм-канале считает своим долгом регулярно напоминать, что Грудинина преследуют.
Но в целом КПРФ себя чувствует более уверенно, чем ЛДПР. КПРФ, я думаю, может рассчитывать на вхождение в следующую Государственную Думу. А вот шансы ЛДПР под вопросом. Они уже сейчас в серьезном кризисе. Очевидно, что это лидерская партия, а ее лидер по объективным причинам может не повести партию на следующих выборах.
— После выборов запрос на обновление не полностью удовлетворен, как считают некоторые ваши коллеги. Кто-то предъявляет претензии «Новым людям» за то, что они выступают в коалиции с «Единой Россией», если посмотреть, например, голосование по бюджету.
— На самом деле «Новые люди» по-разному очень голосуют. У них нет жесткой дисциплины, мы видим, что фракция по принципиальным вопросам несколько раз разделялась. Ну и нормально. Не вижу здесь большой проблемы. Тем более что они так себя и позиционировали. Как партия демократическая, в которой каждый имеет право на свое мнение. Действительно, так и происходит. Так, например, было при голосованиях и по бюджету, и по пенсионному фонду. Разные части фракции голосовали по-разному.
— Какие у них перспективы, на ваш взгляд?
— По рейтингам они сейчас третьи в стране. Я думаю, что перспективы хорошие. Но у них есть целый ряд вызовов достаточно серьезных. Первое. Идеологическая позиционирование. Если в ходе избирательной кампании я говорил о том, что для партии на этапе выборов вредно жесткое идеологическое позиционирование, то сейчас я считаю, что партии очень важно определиться и обозначить несколько ключевых идеологических приоритетов. Второе — это вызов региональной политики. Они сейчас становятся активными игроками в региональной политике, и, соответственно, вопрос, с кем и как они будут играть. Станут ли они выращивать кандидатов внутри партии, пойдут ли путем подбора активных людей извне, начнут ли сотрудничать с региональными администрациями и брать каких-то их кандидатов — это все возможные стратегии. Возможно, какой-то микс в разных регионах. Лидерский вызов — какая модель будет выбрана, акцент на фигуре руководителя партии или попытка вырастить новых звезд в дополнение к нему.
Поскольку мы первый этап сотрудничества с партией завершили в день выборов, я наблюдаю со стороны, и у меня больше вопросов, чем ответов. Но я считаю, что этот проект очень нужен для поддержания социальной стабильности в стране, чтобы представительство интересов различных групп населения во власти было более широким. Что несомненно удалось данной партии — это продемонстрировать новые стандарты открытости.
Когда такое было, чтобы руководство политической структуры публично благодарило своих политтехнологов? А «Новые люди» это сделали, поблагодарив и меня, и Евгению Стулову, которая была консультантом Сарданы Авксентьевой, и нашего безвременно ушедшего друга и коллегу Юрия Воротникова. Кстати, казахстанские события могут добавить очков партии Алексея Нечаева. Ведь они выступают за перемены, но эволюционным путем. Эта позиция выглядит привлекательно на фоне кадров погромов у наших соседей.
«Путин остается в 2024 году. Судя в том числе по переговорам, которые идут, судя по линейке потенциальных кандидатов, которые сейчас обсуждаются, очень похоже, что они собираются именно под Путина как основного кандидата»
«Казань каким-то образом приведут к общему знаменателю. На том скандал и закончится»
— Как в целом сегодня происходит взаимодействие между институтами власти?
— Ключевым неформальным институтом остается «Политбюро 2.0». А формальные институты скорее реализаторы договоренностей внутри «Политбюро 2.0».
В то же время мне кажется, что нынешняя Дума будет более интересной, чем предыдущая. Хотя бы потому, что появилось пять партий, а не четыре. Появилось много игроков с очень серьезными и большими планами, со своей повесткой. Я бы выделил два новых суперкомитета — это комитет экс-министра Дмитрия Кобылкина по экологии и природным ресурсам. Никогда не было, чтобы данные направления были вместе. И комитет Олега Морозова по контролю с очень широкими полномочиями. Я, кстати, дал согласие войти в экспертный совет при этом комитете.
На мой взгляд, это интересный фактор. Сильные вице-спикеры. Целый ряд сильных депутатов из новичков парламента. Как профессионалов я бы выделил Сардану Авксентьеву и Оксану Дмитриеву.
— Как будет развиваться региональная тема?
— Идет ужесточение режима и попытки поставить под контроль и региональные власти, и сделать более зависимым от федерального центра местное самоуправление. По последним законам, которые принимаются и вносятся в Госдуму, любого мэра в любой момент можно совершенно спокойно уволить.
— Сейчас заметно, что после фронды Татарстана в связи с законом о публичной власти его ставят на место. Чем, на ваш взгляд, закончится конфликт Москвы и Казани?
— Мне кажется, Казань каким-то образом приведут к общему знаменателю. На том скандал и закончится. Хотя стоит признать очевидный факт — влияние элит Татарстана объективно снижается. Во-первых, символический фактор. Ореол Казани как пионера управленческих инноваций становится менее ярким. Это происходит объективно на фоне появления новых управленческих звезд в других регионах. Нет уже былой эксклюзивности. Во-вторых, неоднозначная репутация выходцев из Татарстана на федеральном уровне и в других регионах. И, кстати, мы видим, что эти фигуры отнюдь не воспринимают себя как часть татарстанской элиты, а претендуют на самостоятельную роль. В-третьих, переход контроля над ключевыми нефтегазовыми объектами в республике из рук старых местных элит в руки федеральной группы.
— А что с транзитом? Например, Глеб Павловский говорит, что любой из сценариев транзита власти 2024 года нельзя считать реализуемым, так как его просто нет.
— Транзит идет в полный рост. У нас приходит новое поколение управленцев, уже состоялся транзит на уровне региональных элит. Посмотрите, какой процент глав регионов составляют губернаторы так называемой новой волной. Сколько у нас осталось старожилов-тяжеловесов? По сути дела, только Кадыров, Минниханов и Голубев.
В силовых структурах транзит заморожен, но все равно не навсегда. Патрушеву в 2021 году 70 лет исполнилось, Бортникову тоже 70. И тому, и другому продлили срок службы. Хорошо, ну а сколько еще? Ну год, два. Но не до бесконечности же. Рано или поздно произойдет замена ключевых силовых руководителей. Генпрокурора уже поменяли, пришел Краснов. Понятно, что вопрос времени, когда в Москву заберут того же Дюмина, например.
Транзит — это же не про фигуру президента. А про смену поколений. А мы что сейчас видим? Идут в гору кто? Менеджеры, которые прошли через горнило РАНХиГС, кириенковскую школу губернаторов. Второй большой ресурс — дети элиты. Мы видим, что ключевые позиции в корпорациях, там, где контролируются финансовые потоки, занимают дети представителей элиты нынешний. Тоже понятная история. Новая элита будет формироваться из принципа преемственности.
— Но это же давняя история, сыновья начальников давно занимают высокие посты.
— Однако сейчас это стало более массовым явлением. Если раньше такие примеры можно было перечислить на пальцах двух рук, то сейчас уже рук и ног не хватит. На самом деле транзит происходит. Почему-то была идея, что транзит — это именно про президентский пост, про Путина. Но он элиту пока вполне устраивает. На пресс-конференции итоговой мы видели, что Владимир Владимирович в хорошей физической и интеллектуальной форме. И никуда не собирается.
— Сценарий остается прежним — в 2024 году Путин остается снова или это не суть важно?
— Пока основной сценарий такой: Путин остается в 2024 году. Судя в том числе по переговорам, которые идут, судя по линейке потенциальных кандидатов, которые сейчас обсуждаются, очень похоже, что они собираются именно под Путина как основного кандидата.
— Все остальные для массовки?
— Да. Создается достаточно комфортный клуб потенциальных спарринг-партнеров для Путина.
