Луиза Батыр-Булгари: «Музыка у меня всегда на первом месте, на втором — дети, а спутник жизни — на последнем. Такой расклад не каждому понравится…»
«Правда — это горькая пилюля, она всегда гонима»
— Луиза Миннигалеевна, в одном интервью музыкант — финский татарин, который играет с Денизом Бадретдином, — сказал, что в татарской музыке ему нравятся песни Луизы Батыр-Булгари, а также композиции в исполнении Ильгама Шакирова. В общем, вас уже причислили к классикам. Давайте немного поговорим о вас.
— В первую очередь я хочу сказать, что целью моего интервью не является рассказ о себе, как я живу и как варю борщи (хотя я и варю неплохой борщ по кубанскому рецепту моей покойной свекрови, кубанской казачки). Цель моего интервью — сказать вовремя об истинном положении национальной культуры, ситуации настораживающе драматической. Я понимаю, что после данного интервью для многих стану врагом, но кто-то же должен открыть правду. Правда — горькая пилюля, она всегда гонима, однако именно критика — двигатель прогресса, и эту самую критику у нас боятся высказать лица, которые по праву своей профессии обязаны подобное делать.
Я уже говорила в ходе нашего разговора о союзе композиторов Татарстана, где две трети членов — музыковеды-критики, от которых вы не услышите правдивой критики и объективной информации. Многие не простят меня за мои высказывания — и предыдущие, и сегодняшние. Но к этому я привыкла, поскольку давно нахожусь в пожизненной опале со стороны Казанской консерватории и союза композиторов РТ.
— Но вы, как мы понимаем, ни о чем не жалеете, если говорить о вашей творческой жизни?
— Во-первых, как сложилась моя жизнь, я нисколько не жалею, хотя и пропустила в ней много благоприятных моментов, которые могли бы изменить мою жизнь на более спокойную, внешне благополучную, счастливую и даже на более материально обеспеченную. Но я прежде всего ощущаю себя творческой личностью и только потом женщиной, поэтому без сожаления добровольно порывала со спутниками жизни, как только осознавала, что меня перестают воспринимать и понимать как творческого человека. Музыка у меня всегда на первом месте, на втором — дети, а спутник жизни — на последнем. Такой расклад не каждому понравится…
Мой первый еще с молодости предполагаемый супруг — Сергей, музыкант, с которым я познакомилась, учась в консерватории, лихой кубанский казак из Краснодара с русскими и черкесскими корнями, к сожалению давно уже покойный, — отец моей дочери. Он являлся большим любителем зарубежной поп- и рок-музыки конца 60–70-х годов, и мне, скромной студентке, изучавшей классику, было интересно с ним общаться. Сергей не походил на местных ребят: писал стихи, вел ежедневно свой дневник жизни, что было для меня необычно.
Второй супруг — Саид, отец моих двух сыновей, — талантливый узбекский композитор, с которым я познакомилась в Доме творчества под Иваново, городе невест, как тогда его называли. Фанат американского симфоджаза, он познакомил меня с творчеством многих известных американских композиторов и исполнителей 40–60-х годов, в частности Ната Кинг Коула — уникального певца времен расцвета американской джазовой песенной музыки. Саид сам писал в джазово-симфонической манере, чем меня покорил, а также мелодии к фильмам, произведения для фортепиано, которые практически все узбекские пианисты исполняли за рубежом. Он сделал настоящее открытие в области звучания этого инструмента, создав свою акустическую систему воспроизведения звуков рояля под народный музыкальный инструмент — дутар. По данной системе слушатели, не видящие, кто играет, не догадывались, что музыка звучит на рояле, думая, что играет узбекский народный щипковый инструмент. Это уникальное открытие он, к сожалению, полностью лишенный творческих амбиций, так и не запатентовал. Я очень ценила его творчество, но не выдержала восточного характера. В нем странно уживались музыкальные вкусы западного человека и азиатский домострой, когда женщина должна быть на втором месте, а также непонятный мне шовинизм, вероятно идущий из глубины истории тех мест.
— Как этот шовинизм проявлялся?
— До сих пор в узбекском народе негласно существует кастовая система, а мой бывший супруг и весь его род считались выходцами из арабо-иранского племени ходжа, то есть «господин». Племена ходжа были всегда богатой верхушкой, населяющей этот огромный среднеазиатский регион, который состоит из разных народов: казахов, иранцев, арабов, таджиков, уйгуров, бухарских евреев, туркмен, которых потом всех записали узбеками по имени хана Озбяк. У нас же тоже такое было. Моего отца, не говорящего по-башкирски, родившегося в Пермской области, граничащей с территорией Башкортостана, записали башкиром.
Так вот, возвращаясь к Узбекистану, я являлась свидетелем того, как семья мужа с холодным презрением относилась к снохе младшего сына — умной, с высшим архитектурным образованием женщине только потому, что она из другой касты — касты кочевников, как там называют бывших казахов. Мне было такое непонятно, особенно в советские времена, но там исторически так сложилось…
— Да, велись разговоры в конце 1980-х, что вы якобы насовсем уехали в Ташкент, несмотря на популярность. Даже статья была в одной газете: «Китәсең — моңсыз итәсең…» Народ, получается, переживал. И как же вы вернулись?
— Мой творческий супруг очень меня любил (кстати, до сих пор, к сожалению, одинок и не женился) и хотел переехать в Казань, но нам, тем более уже с тремя детьми, тогда негде было жить, а квартирный вопрос в союзе композиторов мне отказывались решать, даже не ставили в льготную очередь. Поэтому мне пришлось уехать из Казани. Я на время взяла в издательстве отпуск за свой счет.
— Как к вам, татарке, относилась семья мужа?
— Честно говоря, по-разному. Свекровь (звали ее Эпипэ) — плохо, поскольку до меня они уже приготовили сыну Саиду невесту, а тут появилась я — чужачка неизвестного племени, да еще с ребенком. В местной прессе 1980-х годов уже начали писать о том, что татары воевали с басмачами, которые в глазах местного населения были героями, защитниками, таким образом народы настраивали друг против друга, поэтому к татарам отношение узбеков уже изменилось в то время не в лучшую сторону.
Общий язык я нашла только со свекром — Сайфи-эфенди, участником войны, бывшим командиром танковой бригады, очень образованным человеком, после войны ставшим учителем, тренером по борьбе корэш, телевизионным комментатором спортивных передач (до сих пор сохранилась его фотография, сделанная с экрана телевизора), а позже и народным лекарем. Хорошо знавший анатомию человека, он лечил травмы, вывихи, был уважаемым человеком в своей махалле (районе), земля которой, кстати, ранее, до революции 1917 года, принадлежала его отцу, то есть деду моего мужа — крупному землевладельцу.
Кто знаком с Ташкентом, знает знаменитый район Чиланзар — бо́льшая часть земли его принадлежала их роду. В Узбекистане не было раскулачивания, как в России, и бывшему владельцу просто оставили равную часть его земли, остальную раздав народу.
«Я сама по себе непростой человек. Меня поймут те, кто делит судьбу с творческими людьми, основная часть жизни которых проходит как бы в другом мире, и в это время для семьи их просто нет»
«Живя в Ташкенте, я была просто домохозяйкой»
— Вы не пытались писать музыку в Средней Азии?
— Музыку узбекскую я не сочиняла, да мне и не до того было, на руках — двое беспокойных сорванцов (как и я сама в детстве, когда окружающие звали меня атомным ребенком). Живя в Ташкенте, я была просто домохозяйкой. Могла бы, конечно, я и в союз композиторов Узбекистана вступить и, возможно, творчески и работала бы, и привыкла бы, но я не выдержала. Чувствовала там себя не в своей тарелке, вокруг чужой менталитет, хотя с местными соплеменниками – татарами я быстро подружилась.
Так и вернулась к себе в Татарстан, разделив детей. Старший сын, похожий на моего папу, вылитый казанский татарин, остался у отца, а младшего, смуглого, похожего на арабчонка, я забрала себе. Из-за своей яркой восточной внешности он с детства вынужден был терпеть насмешки детей. Чаще всего его азербайджанцем дразнили, и, как помню, он часто, разглядывая себя в зеркале, спрашивал меня: «Почему я не такой? Почему мальчики другие?» Раньше, когда он был еще юношей, его часто принимали за мигранта, постоянно останавливая и спрашивая документы. Теперь он более солидный, со вкусом одевается, и его никто уже не беспокоит, принимая, наверное, за студента-иностранца…
— Ваши двое супругов из южных краев. Наверно, вы устали от нашего холодного климата и вас потянуло в теплые южные края?
— Возможно, интуитивно я тянулась к южному солнцу, ведь корни нашего народа оттуда, из южных районов земного шара. Наши предки вышли частью из Индии, частью с Иранского нагорья, с Кавказа, не говоря уже о том, что тюркские корни идут из древнего Шумера. Сейчас уже многие исследователи дошли до сенсационных открытий, выяснив, к примеру, на основе многочисленных древних надписей в Италии, что предки итальянцев этруски были тюрками. Неслучайно, вероятно, и название самой Италии от слова «Идель», «Итиль». Далее часть нашего народа ушла и до сих пор живет в Африке (Республика Чад, Сенегал, Эфиопия), пережив климатические катаклизмы. В древности пустыня Сахара была цветущим краем, то есть степью Сахра, как у нас до сих пор поют: «Чыктым эле сахраларга…»
Много исследований в этом направлении сделал в свое время и наш покойный академик Абрар Каримуллин, доказав, что индейцы Америки — это тюрки, хотя его жестко клеймили некоторые западные и американские ученые. А почему, казалось? А потому что он на примере древних племен индейцев доказывал теорию древности всего тюркского мира, которая не всем нравится и идет вразрез с современной исторической лженаукой. Кстати, пентатоника, на которой основана наша национальная музыка, считается самой древней на земле ладовой основой. Но об этой объемной и интересной теме надо отдельно писать и говорить.
— Возвращаясь к разговору о жизни творческих людей, хочется спросить: наверное, тяжело было двум композиторам сохранить семью, ужиться вместе?
— Да, наверное. Я сама по себе непростой человек. Меня поймут те, кто делит судьбу с творческими людьми, основная часть жизни которых проходит как бы в другом мире, и в это время для семьи их просто нет. Помню, как моя маленькая дочь меня спросила: «Мама, почему все другие мамы котлетки готовят, пироги пекут, а ты все время на пианино играешь и играешь?» Я тогда ничего не смогла ей ответить. Только потом поняла смысл своей жизни, а именно то, что несу карму, отмывая грехи предков. Любой творческий человек, бескорыстно служащий искусству, так или иначе кармическая личность.
— И что за грехи предков?
— Это не секрет. Мой прапрадед, Батыркай Иткинин (по моей родовой фамилии я Батыркаева), — участник Пугачевского бунта, уральский казак, являлся соратником, воеводой Пугачева (о нем написано и в книгах, и немало информации в интернете). На родине моего отца — в таежном селе Бичурино (Озын Ялан) Пермского края Бардымского района — была первая ставка Пугачева. Есть опера у башкирского композитора Загира Исмагилова «Салават Юлаев», где место ставки, правда, изменено на село Берды (ныне районный центр, село Барда).
Хочу подчеркнуть: в действительности пугачевское восстание не было обычным крестьянским бунтом. В войске Пугачева в основном состояли башкиры и татары, которые неслучайно шли завоевывать Казань, столицу своего бывшего государства — Волжской Болгарии. Это была война и за веру, за которую притесняла тогда русская власть, и за восстановление своего государства. Вот о чем русские историки, начиная с XVIII века, старались замалчивать. Очень точно сказано: «Для того чтобы с толком исказить историю, ее надо знать». Следовательно, кто искажал нашу историю, хорошо ее знали. И неслучайно против Пугачева послали с огромным войском самого фельдмаршала Суворова. Это была настоящая война, которая, к сожалению, оказалась проиграна, но ее герои остались в памяти народа. Как в каждой войне, много крови в ней пролито, в том числе и моим прапрадедом.
— А вам не кажется, что дух героического предка переселился в вас? Вы ведь тоже по жизни боец и часть нынешней фамилии говорит сама за себя — Батыр?
— Я тоже об этом размышляла, что, возможно, его душа живет во мне. Часто на протяжении жизни вижу один и тот же сон: как я скачу на коне с саблей в руках впереди войска. Мое свободолюбие, независимость и бунтарский дух — это наши родовые качества и семейный характер. Я вся в отца. Наш большой род Батыркаевых, не желая покориться насильственному крещению во времена Ивана Грозного, переселился с волжских земель в таежные леса Приуралья. Бо́льшая часть нашего народа тогда успела спастись от крещения. Наш род и сейчас один из самых крепких, выносливых и работящих родов в Пермском крае.
И в жизни у меня тоже вечная борьба за справедливость, преодоление постоянных преград через обиды и травлю недругов, в общем, моя фамилия меня ведет. Да, я одинокий воин и несу свою карму, служа народу, духовной культуре, и, несмотря на это, чувствую себя счастливым человеком, познавшим жизнь через музыку, радость творчества.
Я счастлива, что у меня трое взрослых детей, которые являются моей опорой. Хотя понятие счастья у всех разное. Читатели смогут познакомиться с музыкой и клипами, которые помогают мне делать ученики-сыновья.
«Зачем отбирать у авторов их интеллектуальный труд?»
— Вернемся в день сегодняшний и в наше национальное музыкальное пространство. Недавно известный продюсер Рифат Фаттахов организовал конкурс для композиторов «Яңа татар җыры» по созданию новых татарских песен. Правда, что у вас и ряда ваших коллег остались по этому поводу вопросы?
— Создание новых песен всегда приветствуется, тем более если они, как указано в условиях конкурса, неплохо оплачиваются, что для молодых творцов очень нужная поддержка. Но стоило мне прочесть условия, как я сразу поняла смысл данного конкурса. Многим молодым композиторам, конечно, до конца непонятно, какую истинную цель преследует организатор. Официально — создание новых песен, стимулирование начинающих авторов, развитие национальной эстрады, однако причем здесь договоры на передачу исключительных прав у авторов победивших песен? Зачем отбирать у авторов их интеллектуальный труд? Песня, тем более если она победитель, должна принадлежать всем. Тем не менее в конечном итоге получается, что организатор- продюсер, то есть частное лицо, за счет бюджетных средств приобретает права на чужой интеллектуальный труд, лишая таким образом авторов, причем за весьма небольшие деньги за подобную сделку, их законных исключительных прав. А ведь многие так и не понимают значения исключительных прав. На Западе практикуется продажа авторских прав, но это стоит бешеных денег, миллионы.
По условиям конкурса права приобретает якобы оргкомитет, который, однако, постоянно меняется, и фактически владеет всем частное лицо, подписывающее договор. При этом ни один член жюри не желает вникать в данную ситуацию, хотя я пыталась некоторых из них просветить, дескать, с вашей помощью фактически грабят и обманывают авторов, вынужденно подписывающих такой договор. Сами авторы не понимают, что они лишаются всех прав, включая права самостоятельного права распоряжаться своим произведением: давать в эфир, выставлять в интернет, разрешать исполнять другим певцам, делать новые аранжировки, издавать ноты, выпускать диски, получать авторские отчисления от различных авторских обществ за исполнение на концерте, звучание в эфире, интернете и так далее.
— И что в результате получается?
— В результате автор, тем более профессионал, написавший, например, хорошую песню, возможно будущий хит (что и является целью конкурса), никогда свои права не отдаст. В итоге на конкурсе будут представлены, мягко говоря, далеко не лучшие песни, весьма среднего уровня, которые авторам не жаль отдать хоть за какие-нибудь деньги. Пример уже есть: ни одной интересной достойной песни среди победителей недавно прошедшего первого конкурса реально не было, что является доказательством сказанного мною. Складывается впечатление, что сие мероприятие, на которое республика выделяет бюджетные деньги, проводится ради бизнес-идеи предприимчивого организатора.
Недавно в интернете была информация, что конкурс получил российский грант на 3 с лишним миллиона рублей и наш минкульт дополнительно выделил 2 миллиона. Но ведь сумма за каждую песню-лауреат делится на троих: композитора, поэта и аранжировщика. Отсюда видно, за какую смешные деньги у автора забирают его исключительные права, после чего у него остается только право на имя автора песни. Конечно, возникает справедливый вопрос: а остальная сумма куда уходит?
Главного организатора конкурса Фаттахова просили по моей просьбе поменять эти грабительские условия, поясняя, что многие профессионалы и молодые талантливые авторы могли бы тоже участвовать в конкурсе, если в его правилах слово «исключительные» права заменят на «неисключительные», однако он отказался, заявив: «Пусть не участвуют, у меня и так много желающих!» После такого ответа цель конкурса очевидна — обычный бизнес и ничего личного, как говорят, и, конечно, совсем не те благие цели, которые указаны в положении. Однако ведь именно на них выделяют немалые денежные средства.
— Но, вообще, Фаттахов довольно давно и плодотворно работает на национальное искусство в качестве руководителя Вагаповского фестиваля.
— Судя по его конфликтах и судам с певцами, не желающими на кабальных условиях с ним работать, а также по моему опыту участия в жюри конкурса певцов имени Вагапова, у меня сложилось впечатление, что главная цель этого мероприятия — награждать званием лауреата исполнителей, лояльных к сотрудничеству с данным продюсером и отказывать тем, кто не согласен. Мне о подобном уже и певцы говорили, и я сама в этом убедилась.
К примеру, на конкурс 2012 года, где я состояла в жюри, приехали прекрасные молодые исполнители из Башкортостана, в числе них, кстати, и ныне известный в республике Ильнар Миранов, занявший третье место. Среди участников был великолепный певец, профессионал из Уфы Руслан Сайфутдинов, который оказался выше всех на голову, и члены жюри это прекрасно видели, слушая его пение и даже вытирая слезы.
Однако давать ему заслуженный Гран-при Фаттахов, давя на жюри, не спешил, поскольку понял, что солист Башкирской филармонии не будет на его условиях с ним сотрудничать. В поддержку данного певца, видя, что творится несправедливость, в знак протеста я ушла из жюри, таким образом создав прецедент. И только после этого, опасаясь скандала, жюри вынесло решение о присуждении ему Гран-при. Сайфутдинов мне не родственник, никто, просто справедливость на конкурсах — дело святое, и это, к сожалению, часто игнорируется членами жюри. Например, певицей Венерой Ганиевой, которая на конкурсе активно отстаивала и продвигала своих учеников под предлогом, что у кого-то скоро свадьба и надо поддержать лауреатством. Ее, как педагога, можно понять, но должна быть объективность, особенно на конкурсе, смысл которого в соревновании. Причем тут свадьба? После произошедшего инцидента меня, естественно, в жюри уже не приглашают.
«Я многим помогла в свое время, как говорят, выйти в люди»
— Однако после конкурса имени Вагапова у нас в республике сделал карьеру тот же Ильнар Миранов именно как ученик Венеры Ганиевой.
— Миранов в 2012 году заслуженно получил третью премию конкурса, он из Уфы приехал уже готовым профессиональным певцом, и не совсем справедливо его тут считают учеником Ганиевой. Это заслуга в первую очередь его бывших педагогов. Он собирался дальше уехать в Питер, поступать в консерваторию, и советовался со мной, что делать: ехать или остаться? Ганиева настойчиво звала его поступать к ней в класс.
Я давно знаю эту певицу, еще с ее студенческих лет, когда она упрашивала меня дать ей песни, и я договорилась тогда с телевидением, чтобы записать ее первый телевизионный концерт с моими новыми песнями, после чего ее карьера пошла вверх.
— По-моему, она вас сейчас особо не упоминает в своих интервью.
— Я ни от кого, честно говоря, не жду благодарностей, просто создаю музыку и рада, что ее исполняют певцы, особенно те, которые чувствуют ее душой. Это и Айдар Файзрахманов, получивший популярность с моими песнями «Мин сине шундый сагындым» и «Су буеннан энкэй кайтып килэ», Хайдар Бигичев с песней «Кайту», сразу ставшей национальной классикой, Зухра Сахабиева, первая выпустившая в народ «Бэхет юллары» и «Бетен нэрсэ сине хэтерлэтэ», Вафира Гизатуллина с песней «Китмим эле яшьлегемнэн», Рамиль Миндияр, завоевавший симпатии народа со многими моими произведениями, в частности с популярной тогда «Сонлама», и другие певцы. Фактически со всеми мастерами эстрады я тогда работала и до сих пор с ними поддерживаю дружеские отношения, кроме Ганиевой.
— Почему так получилось?
— Сначала хочу сказать положительное о человеке. Венера всю свою жизнь посвятила певческой карьере и много трудилась. Это похвально. Однако, фанатично стремясь к своей карьере, она порой забывала о нравственных критериях, на что мне часто жаловались молодые исполнительницы, некоторые из которых из-за этого даже покинули искусство. Я не хочу сейчас публично говорить подробно, поскольку подобное коснется человека, который невольно вынужден был в этом участвовать. Конечно, я ее не сравниваю с примадонной российской эстрады Аллой Пугачевой, которая многим талантам не дала ходу, создав в шоу-бизнесе свою «мафию», но то, что было, и то, как Венера порой нечестно работает в жюри конкурсов, меня отталкивает.
Ну а ее забывчивость о моей поддержке в ее карьере тоже на ее совести. Кроме нее, я многим помогла в свое время, как говорят, выйти в люди. Кто-то благодарен, а есть те, от кого я получила такую черную неблагодарность, о которой не могу молчать, так как это непосредственно касается нашего музыкального искусства, истории национальной эстрады 1980–1990-х годов.
— Это же личные отношения, при чем здесь искусство?
— Я уже заранее предполагаю недовольные комментарии, но то, что скажу, народ должен знать, поскольку это нанесло непоправимый ущерб, во-первых, нашим известным певцам, многим уже покойным, и, конечно, истории национальной эстрады. Народ должен знать своих «героев». В данном случае я хочу сказать о бывшем музыкальном редакторе телевидения Наиле Яхиной, благодаря которой был уничтожен почти весь видеофонд записей моих песен 1980–1990-х годов в исполнении известных мастеров искусства республики, среди которых имелась даже уникальная запись песни «Кайту» в исполнении Хайдара Бигичева.
Я полностью отвечаю за свои слова, за эту нерадостную информацию. Целый месяц с работниками телевидения мы тщетно искали в музыкальном видеоархиве записи 30 с лишним песен общим звучанием более 3,5 часа, над которыми в свое время трудилась вся музыкальная редакция тех лет вместе со съемочно-выездными группами, поскольку большинство песен было снято на природе. Эта огромная склеенная ленточная бабина с музыкальными записями в середине 1990-х годов предполагалась к сдаче и оформлению в музыкальный видеоархив телевидения. Тогда на мою просьбу дать мне перед сдачей в архив переписать ее для себя мне отказали, обещая сначала оформить в архив. Редактором, отвечающей за это, являлась на тот момент Яхина, которой в свое время я сама же сделала протекцию на место музыкального редактора, поскольку она, приехав из башкирской глубинки, хорошо говорила на татарском языке, что было в те времена дефицитом для музыкальной редакции. Я содействовала ей и с жильем, и много помогала материально, а в результате она таким образом меня отблагодарила, хотя ущерб нанесла больше не мне, а искусству, лишив народ части истории национальной культуры тех лет.
Уничтоженные навсегда музыкальные видеозаписи — это целый пласт ушедшей эпохи, не только музыкально-песенного, но исполнительского искусства нашего народа. Позже, когда на телевидении появилась музыкальная передача «Ретроконцерт», где транслировались видеозаписи песен 1980–1990-х годов, к сожалению, из моей музыки тех лет показывать было уже почти нечего. В 2000-х Яхину уволили с телевидения, за что — это уже другая история, однако ничем другим, кроме как вредительством, я не могу назвать то, что сотворила бывший музыкальный редактор… Вот здесь как раз и подходит народная поговорка: «Не делай добра, не получишь зла».
«Исходя из жизненного опыта, хочу откровенно сказать молодым исполнителям: не стоит вообще обольщаться и надеяться на конкурсы. Не всегда там ценятся талант и профессионализм»
«Мне до сих пор стыдно за один случай»
— Вот такие скелеты в шкафах открываются… А наши музыкальные конкурсы всегда были такими, то есть несправедливыми?
— Насколько я помню, раньше подобные нынешним конкурсы республиканские или даже международные до 1990-х годов в Казани не проводились, только в районах республики шли конкурсы художественной самодеятельности. Я помню, когда ездила в конце 1980-х в Альметьевск (главой района и города тогда был Фарид Мухаметшин), то, выйдя на сцену, сказала, что меня удивил высокий уровень исполнителей и что такие конкурсы обязательно должны проводиться в столице — Казани, — где талантливые исполнители могут быть услышаны всей республикой. Я не знаю, мои ли слова тогда что-то изменили, а может, просто уже время настало, но после того конкурса, кажется на следующий год, в Казани был организован республиканский конкурс, правда, сейчас не помню, как и каким именем он тогда назывался.
Я всегда старалась и стараюсь, дорожить своим авторитетом и быть объективной в жюри, но иногда обстоятельства бывают сильнее, и мне до сих пор стыдно за один такой случай.
— Поделитесь с нашими читателями?
— Порой очень даже травмирует в первую очередь несправедливая оценка судей. У многих из-за этого руки опускаются. Жюри по большому счету — это своя «мафия». До сих пор помню собственное малодушие, проявленное мною в жюри конкурса в далеком 1994 году в Нефтекамске (Башкортостан), когда, прикрываясь моим именем, жюри присудило Гран-при свояку-протеже главы района, трактористу, неплохо, правда, спевшему мою песню «Кайту», но задвинув таким образом великолепного профессионального артиста Хайдара Гильфанова из Екатеринбурга, достойного высшей награды конкурса. По своей энергетике, красивому голосу, живой танцевальной натуре он напомнил мне даже Майкла Джексона. Я уверена, если он был бы в Казани и имел бы хоть какую-нибудь поддержку, то стал бы настоящей звездой нашей национальной эстрады.
К сожалению, в Нефтекамске к моему голосу в жюри, где главенствовал хозяин района, не прислушались, дав великолепному артисту только третье место. Мне было за себя стыдно, но я ничего не могла сделать против организаторов конкурса и сплоченной команды жюри, где кроме меня были певец Салават, Фирзар Муртазин и бывший на тот момент председателем союза композиторов Татарстана Мирсаид Яруллин. Кому, как не им, должно быть ясно, что звания лауреатов подобных конкурсов в первую очередь нужны профессионалам, которых такая поддержка вдохновит и поможет им в артистической карьере. Иногда бывает, что подобный счастливый момент круто меняет судьбу человека. Я через это интервью хочу извиниться перед Гильфановым. Надеюсь, что он когда-нибудь прочтет и меня простит. Исходя из жизненного опыта, хочу откровенно сказать молодым исполнителям: не стоит вообще обольщаться и надеяться на конкурсы. Не всегда там ценятся талант и профессионализм.
«Конкурс «Татар җыры» уничтожил само понятие национальной эстрады»
— Неужели у нас со всеми конкурсами так? Их ведь в республике много. Кроме конкурса имени Вагапова, давно известны «Татар җыры», «Татар моңы», недавно новый конкурс имени Афзаловой появился.
— Из названных вами хочу высказаться о конкурсе «Татар җыры», который не одно десятилетие культивировал и пропагандировал в республике только самодеятельные песни. Я нисколько не хочу умалить достоинство самодеятельных авторов. Народ у нас музыкальный, выход эмоций для людей тоже нужен, но не за счет того, чтобы игнорировать профессионалов, превращая эстрадные подмостки в сельский клуб. Любая профессия, в том числе творческая, требует профессионализма, а организованный под эгидой музыкальной компании «Барс-Медиа» конкурс «Татар җыры» уничтожил само понятие национальной эстрады, опустив ее на примитивный доморощенный уровень.
— А кто-то говорит, что «Барс Медиа» создали индустрию татарской эстрады…
— «Барс-Медиа» специализировалась на выпуске продукции только самодеятельных авторов. Политика компании была понятна: как можно дешевле, практически без затрат на авторский гонорар выпускать музыкальную продукцию непрофессионалов. Так в искусство пришли дельцы.
Мне, профессиональному и небезызвестному автору, отказали в этой компании даже в выпуске моих детских песен с караоке, так остро необходимых тогда для детского репертуара, не говоря о том, чтобы помочь в выпуске моих авторских дисков с популярными в народе песнями, хотя я предлагала передать свои права абсолютно на безвозмездной основе — только чтобы выпустить диски. Однако мне было отказано и в распространении через торговую сеть данной компании моих авторских дисков, которые я потом сама выпустила собственными силами.
У меня тогда возникло ощущение, что я, пишущий для народа композитор, пытающаяся сохранить и развивать национальное искусство, и эта коммерческая компания, существующая не без поддержки республики, но практически работающая на развал культуры самой же республики, как будто относимся к разным народам на разных планетах.
При этом парадокс. Отказывая мне в выпуске моей музыки, компания «Барс-Медиа» много лет подряд незаконно занималась тиражированием той же самой музыки, сначала выпуская кассеты, потом CD-диски, где иногда вообще не указывали моего имени. Я видела все это на оптовых складах, магазинах и ничего не могла сделать, пока не нашла грамотного юриста, который помог обратиться в суд, где представитель компании, обещая выплатить штраф, тщетно просил забрать иск, не желая дать делу огласку, но судья категорически отказала. Это единственный раз в моей жизни, когда я в Татарстане в Кировском районном суде Казани выиграла суд по авторским правам.
Эта коммерческая компания выкупила практически весь республиканский теле- и радиоэфир, в частности эфир ТНВ «Новый Век», благодаря чему и звучит самодеятельная попса. К сожалению, эфир у нас стал платным, там звучит то, что оплачивает заказчик. Опустив подобным образом культурный уровень народа, мы теперь удивляемся: почему у нас такая низкосортная эстрада? Почему нет хороших, подобных прежним национальным хитам песен?
— Собственно, это главный вопрос, который многих волнует. У вас есть ответ?
— Причин много. На сегодня, тем более для молодого поколения творцов, писать профессионально на хорошем, не говоря о мировом или даже российском, уровне у нас элементарно невыгодно. К примеру, за последнее десятилетие резко подскочили уровень и качество мировых и российских записей музыки, в частности песенных фонограмм, соответственно, и стоимость самих записей выросла. За звучание в эфире надо платить, поэтому перед исполнителями и авторами песен стоит вопрос: вкладываться в хорошую запись песни либо платить за теле- или радиоэфир?
К примеру, стоимость создания музыки песни, сочиненной автором, которая оплачивается министерством в качестве гонорара, — в разы ниже стоимости самой записи песни, то есть расходов на качественную аранжировку, запись оркестровой фонограммы, голоса, сведение голоса и фонограммы и окончательный мастеринг записи. Как правило, за рубежом и уже у нас в России над записью одной песни работают несколько профессионалов своего дела, каждый из которых делает отдельно один из вышеуказанных этапов, они оплачиваются отдельно и стоят немало. Таким образом, работа и качество записей песен сейчас качественно отличаются от времен 20–30-летней давности. А наши музыканты, создавая фонограммы, вынуждены совмещать в себе сразу несколько специальностей, отсюда и качество другое. Хорошая профессиональная студийная запись песни в Казани сегодня стоит минимум от 40–50 тысяч рублей и выше. О московских ценах я вообще молчу.
— Что же делать артистам, если эти цены им не по плечу?
— Единственный выход я вижу в том, чтобы вновь сделать музыкальный эфир бесплатным и создать худсовет из грамотных музыкантов. Лучше те огромные средства, которые республика тратит на дорогостоящий фестиваль «Үзгәреш җиле», передать телерадиокомпаниям для бесплатного эфира и оплаты авторам, музыкантам и аранжировщикам за хорошие записи песен, как это было раньше на радио.
— Вы уже говорили о песенном фестивале «Ветер перемен», который, по вашему мнению, никакого прогресса в области национальной эстрады не несет, но ведь недавно, полтора года назад, фестиваль даже побывал в Штатах, где американским зрителям показали наши национальные песни. Для популяризации татарского музыкального искусства республика не жалеет средств.
— Еще раз повторюсь. Этот фестиваль никаких прогрессивных перемен не несет в нашу песенную эстраду. Московские музыканты и аранжировщики просто зарабатывают, и достаточно неплохо в Татарстане на наших песнях, которые в их исполнении порой трудно узнать. Столичные аранжировщики нашего национального духа не чувствуют, поэтому их работа не затрагивает душу татарского народа, в чем, я считаю, со мной согласятся большинство зрителей.
А ведь наши уникальные песни, которые, я уверена, дошли до нас из очень древней цивилизации и были созданы не простыми крестьянами, а элитой тех времен! Их отличают, во-первых, широкая, развитая красивая мелодика, глубокая духовность, богатая мелизматика, все вместе называемое словом «моң», которое, говорят, не переводится, но я, думаю, это от слова «Иман» (вера, Бог), и действительно, не зря русские монахини, покупая выпущенный мною диск «Борынгы аваз»(«Музыка из глубины веков») с нашей древней музыкой, отозвались о ней как о духовной музыке.
Я уверена, что нашими прекрасными народными песнями, сохранившимися в течение многих веков, с богатейшей пентатоникой можно бесконечно удивлять весь мир, как когда-то был удивлен и даже потрясен немецкий фольклорист, посетивший лагеря военнопленных в Первую мировую войну и услышавший песни военнопленных татар, после чего сделал запись в своей книге, что песни поволжских татар намного уникальнее и богаче итальянских народных песен, которые он до этого считал непревзойденными.
У нас в республике много своих талантливых музыкантов и аранжировщиков, которых, к сожалению, не хотят замечать и платить им достойные деньги за их труд. Хорошая профессиональная талантливая аранжировка делает песню популярной, а плохая ее убивает. Это как одежда для человека, которая может либо испортить, либо украсить. Не могу, как профессионал, не высказаться по данному поводу.
В республике ежегодно проводятся конкурсы певцов, но ни разу не было номинации на лучшую аранжировку! Почему бы не субсидировать данные певческие конкурсы, но уже с номинацией лучших аранжировщиков, а также и создателей музыкальных клипов, как это делают все зарубежные музыкальные конкурсы. Тогда, я надеюсь, молодое поколение воспрянет и активизируется на настоящее творчество. Если нет морального и материального стимула, никто не будет стараться расти и создавать хорошую продукцию. Если бы стимулировали наших местных музыкантов, то уверена, что они смогли бы сделать на хорошем профессиональном и даже мировом уровне достойные записи национальных песен.
«В 1988 году я была еще молодым, но уже достаточно известным автором, когда руководство издательства, где я работала редактором, предложило выпустить мой авторский сборник популярных песен, тираж которого в 6,5 тысячи экземпляров разошелся за две недели»
«Я, конечно, надеюсь, что руководство минкультуры тоже вникнет в изложенную мной информацию»
— Министерство культуры РТ может как-то на это все повлиять?
— Я, конечно, надеюсь, что руководство минкультуры тоже вникнет в изложенную мной информацию и, возможно, повлияет на будущие перемены в национальном эстрадно-песенном искусстве, поскольку песня — это единственная духовная пища, которую воспринимает наш народ, которая сохраняет его национальный дух и самосознание.
Но здесь не только одно минкультуры должно сдвинуть дело с мертвой точки, здесь нужны более сильные рычаги. Такой вопрос только в компетенции руководства республики! Ведь самая основная причина, я повторяю: то, что весь музыкальный эфир всех радиостанций и телевидения Татарстана переведен на коммерческие рельсы. Приоритетом звучания стала не сама песня, а деньги, оплаченные за ротацию любой композиции, невзирая на ее качество и уровень. При этом в эфире сейчас даже не объявляют ни авторов, ни исполнителей песни.
Стоит сравнить ситуацию с Норвегией — страной с самым высоким в мире уровнем жизни, также добывающей нефть, где за музыкальный эфир никто не платит, там существует рейтинг звучания песен, рейтинг исполнителей и авторов, и поэтому своя качественная эстрада.
Полезно сравнить также с близкими нам республиками Средней Азии, Казахстаном, где эстрада всегда была и есть до сих пор на высокопрофессиональном талантливом уровне, после чего становится буквально стыдно за уровень нашей местной татарской эстрады, в большинстве своем опустившейся до уровня сельского клуба…
В Татарстане уже близок день, когда истинных талантливых национальных профессионалов, композиторов и исполнителей скоро вообще не останется. На сегодняшний день все наши лучшие эстрадные певцы давно уехали из республики в Москву, Питер и даже в Европу и Америку. Найти в Казани национального певца-эстрадника сейчас практически невозможно!
Кстати, недавно я все лето искала эстрадного певца, но, как оказалось, все они уже в Москве: кто в клубах, кто в мюзиклах работает. Случайно мне предложили исполнительницу, непрофессионала, у которой хобби — пение, с ней мы записали эстрадную песню, и я отправила ее в Болгарию на конкурс. Песня понравилась, и ее захотели купить организаторы конкурса. К сожалению, и эта молодая перспективная певица уехала недавно в Америку, работает тренером по плаванию. Вот так талантливая молодежь покидает республику…
— Вы выпустили 18 авторских музыкальных дисков — помогали добрые спонсоры?
— В 2002 году, когда я выпускала к своему предстоящему 50-летию первые 10 авторских альбомов, мне помог бывший глава Алексеевского района Демидов и фонд «Биляр», а далее пришлось полностью оплачивать все самой. Хочу прояснить: самая главная финансовая трудность — это студийная запись самих песен, которую я осуществила в свое время собственными силами, оставалось только выпустить тираж дисков.
Я очень признательна бывшему министру культуры Ильдусу Тарханову, под его руководством наше небольшое в то время по количеству сотрудников министерство оплачивало гонорары творческим деятелям каждый квартал, как это и было раньше, благодаря чему мне и удалось осуществить большинство записей моих песен.
Ну а потом дважды я обращалась в президентский фонд с просьбой помочь мне выпустить тираж своих альбомов, но получала каждый раз немотивированный отказ. Мне непонятно, почему наше высшее руководство, казалось бы высоко оценивая мой труд, награждая государственной премией имени Тукая за мои песни, давая высокую оценку их художественному уровню, отправляя мне лично благодарственные письма (оба личных письма Минтимера Шаймиева я храню), тем не менее всегда отказывалось мне помочь в выпуске записей моей музыки, которые я с большим трудом создавала для народа, чтобы он в период засилья в эфире коммерческой низкосортной, а порой примитивной музыки мог услышать свои любимые песни, а дети имели возможность петь мои песни с караоке.
И сейчас мне очень не хотелось бы разочароваться в предстоящем отказе в выпуске изданий моих нотных сборников песен и инструментальной музыки, которые вот уже много лет ждут своего часа. Это же в первую очередь надо не мне, а потомкам, будущему поколению.
— Вы показали нам свой первый сборник «Якты моннар» («Мелодии души»), вышедший в 1988 году. С тех пор у вас что-то издавалось?
— В 1988-м я была еще молодым, но уже достаточно известным автором, когда руководство издательства, где я работала редактором, предложило выпустить мой авторский сборник популярных песен, тираж которого в 6,5 тысячи экземпляров разошелся за две недели. Это произвело тогда фурор, об этом объявили на заседании Татпотребсоюза. Прошло уже более 30 с лишним лет, я, в принципе, хотела бы прийти к какому-то творческому итогу, через два года мне уже 70 лет, но до сих пор не могу этого сделать из-за отсутствия изданных произведений.
В 1990-х годах я выпустила не без труда два сборника песен для детей с частичной поддержкой, однако далее ни один сборник моих произведений, в том числе популярных эстрадных песен, песен на историческую, патриотическую темы, хоровых песен, не вышел в свет. На данный момент у меня подготовлен уже не один, а целых 15 нотных сборников. Это и сборник песен «Аккош моңы» («Лебединая грусть») в трех томах, куда вошли избранные за весь период моей творческой жизни песни, а также сборники инструментальной, хоровой, театральной, детской, фортепианной и фольклорной музыки. Это огромный труд и важный вклад в национальную музыку.
— Неужели республика вам не дает гранты и прочее?
— За всю жизнь я всего один раз, причем недавно, к 100-летию республики, получила грант из минкультуры на сумму 250 тысяч рублей, на которую была осуществлена запись моей сольно-хоровой, в сопровождении оркестра, кантаты «Хэтер» в двух частях на историческую тему о казанской царице Сююмбике. Мне не стыдно за данную работу. Люди оценили по достоинству творческий труд всех участников этой музыкальной видеокантаты.
Весной 2021 года я подавала заявку на грант «Татнефти» с надеждой, что будет поддержка для записи и клипов новых песен к моего будущему юбилейному авторскому концерту, и сумма там небольшая для этого, 500 тысяч рублей, но мне отказали. Далее несколько лет назад я трижды подавала на гранты — российский, в минобразования и минкультуры — для выпуска уникального музыкально-литературного проекта «Тукайга мэдхия» («Поклонение Тукаю») на татарском, русском и английском языках, планировала тиражировать на DVD-дисках. Над записью этого проекта под моим руководством работала целая команда профессионалов — известных артистов казанских театров, дизайнер, видеомонтажер, звукорежиссер. Музыку написал и оркестровал (здесь это слово более подходит) мой сын Рустам. Я уверена, что данная творческая работа — лучшее, что было сделано для пропаганды творчества Тукая. Надеюсь, что народ оценит работу всех участников проекта и в первую очередь музыку моего сына, от которого отказалась Казанская консерватория….Надеюсь, после этого просмотра руководство минкультуры все-таки сдержит свое обещание о поддержке указанного проекта.
«Несколько лет назад я трижды подавала на гранты — российский, в минобразования и минкультуры — для выпуска уникального музыкально-литературного проекта «Тукайга мэдхия» («Поклонение Тукаю») на татарском, русском и английском языках, планировала тиражировать на DVD-дисках»
— Вы говорили, что музыковед Вадим Дулат-Алеев, член союза композиторов, а ныне и. о. ректора консерватории, выпустивший несколько лет назад учебник «Татарская музыкальная литература», не счел возможным написать о вашем творчестве. Возможно, он бы и написал, если бы был более с ним знаком.
— Может быть, с некоторой частью моих нот в рукописи можно ознакомиться и в библиотеке союза композиторов, а с остальной музыкой, только встретившись со мной лично. Будучи редактором, я всегда старалась встретиться сама с авторами, чьи произведения я выпускала. А тут, вероятно, просто не было желания, ведь я к руководству союза отношения не имею… Просто за все годы моего членства в данной организации, как я уже говорила, ни один музыковед не написал о моем творчестве ни строчки, а ведь союз композиторов, где много музыковедов, для этого и существует. Мне часто звонят из школ, вузов, просят исследования о творчестве, но их нет.
Окончание следует
P. S. Кроме того, откликнувшись на многочисленные комментарии после выхода первой части нашего интервью, Луиза Батыр-Булгари прислала следующее письмо (орфография и пунктуация автора сохранены — прим. ред.):
«Продолжая предыдущее интервью, во-первых, хочу поблагодарить всех неравнодушных читателей, откликнувшимся на мои высказывания и неважно — положительно или отрицательно. Главное — люди высказали то, что накопилось в душе, после некоторых комментариев мне захотелось дополнить детали некоторых обстоятельств, чтобы избежать дальнейшего ошибочного мнения. И, кстати, в своем интервью я везде указываю полные инициалы, но в формате «БИЗНЕС Online» приходится их убирать.
В частности, хочу поставить точку над «i» по поводу сказанного мною в предыдущем интервью, после которого в комментариях было высказано мнение о том, что композитора Ф. Яруллина, якобы, не ценили как профессионала и поэтому его отправили на фронт. Во-первых, Ф. Яруллин был выпускником Московской консерватории, как и Н. Жиганов — председатель Союза композиторов Татарии. Даже по этой причине его самодеятельным композитором никак нельзя назвать, но до сих пор в Казанской консерватории именно таким его считают последователи Н. Жиганова. Во-вторых, весьма нелогично, когда в оперном театре шла репетиция его балета «Шурале», приуроченного к декаде Татарского искусства в Москве в 1941 г., которая из-за войны отменена не была, а автора, работающего над завершением балета, отправили воевать, чтобы потом, сняв его балет с репетиций, начать готовить к декабрьской декаде постановку оперы «Алтынчеч» Н. Жиганова.
Так зависть управляет многими в жизни делами и событиями. А в-третьих, у всех членов творческих союзов была бронь, Союзы были эвакуированы в тыл (частности, Союз писателей был размещен в Татарстане, Союз композиторов — в г. Куйбышеве (ныне Самара), и у меня сразу попутно возникает вопрос: почему же наших национальных поэтов и писателей — М. Джалиля, А. Алиша, А. Кутуя и других отправили на фронт, не говоря уже о Ф. Яруллине? Ведь истинные таланты рождаются редко и их надо беречь. Сразу вспоминаю историю с великим польским композитором Ф. Шопеном. Его, отчаянно рвавшегося на баррикады во время польского восстания в XIX веке, французская писательница увезла в Париж, таким образом, спасла для искусства.
Ф. Яруллину, вероятно, после объявления о всеобщей мобилизации специально не сообщили о брони, но в Кубышеве, куда он попал в госпиталь, эвакуированные из Москвы соратники, в частности, его педагог, композитор Г. Литинский, посоветовали запросить из Казани справку о членстве в союзе, но Н. Жиганов и Дж. Файзи, будучи юристом Союза, эту справку ему не выслали. А переживал Ф. Яруллин, уходя на фронт, о том, что не успел завершить окончательно редакцию своего балета, как будто чувствовал будущую печальную участь своего детища и, как оказалось, не зря… В предыдущем интервью я рассказала, как после войны авторство его балета было присвоено двумя московскими музыкантами В. Власовым и В. Фере. Кому интересно, пусть почитает об этом».
Читайте также: Луиза Батыр-Булгари: «За надругательство над татарскими песнями республика платит огромные деньги!» Часть 1-я
